Неточные совпадения
Между прочим, разложив на столе
большой план вальцовой мельницы,
Привалов долго и особенно внимательно рассматривал его во всех подробностях.
Привалов поздоровался с девушкой и несколько мгновений смотрел на нее удивленными глазами, точно стараясь что-то припомнить. В этом спокойном девичьем лице с
большими темно-серыми глазами для него было столько знакомого и вместе с тем столько нового.
Привалов настолько был утомлен всем, что приходилось ему слышать и видеть в это утро, что не обращал
больше внимания на комнаты, мимо которых приходилось идти.
Ведь вместе с своими миллионами
Привалов получил еще
большое наследство в лице того темного прошлого, какое стоит за его фамилией.
Сергей
Привалов прожил в бахаревском доме до пятнадцати лет, а затем вместе с своим другом Костей был отправлен в Петербург, где и прожил безвыездно до настоящего времени, то есть
больше пятнадцати лет.
Привалов хорошо знал, зачем Половодов ездил к Заплатиной, но ему теперь было все равно. С женой он почти не видался и не чувствовал
больше к ней ни любви, ни ненависти.
Известие о женитьбе Привалова было принято в бахаревском доме с
большой холодностью. Когда сам
Привалов явился с визитом к Марье Степановне, она не вытерпела и проговорила...
Грозы
больше не было, и Александр
Привалов развернулся.
— Если у меня будет внук, маленький
Привалов, все, что имею теперь и что буду иметь, — все оставлю ему одному… Пусть, когда вырастет
большой, выкупит Шатровские заводы, а я умру спокойно. Голубчик, деточка, ведь с Сергеем умрет последний из Приваловых!..
— Да, знаю, слышал… Но, видите ли,
большая разница — где будет хлопотать
Привалов: здесь или там.
Раз осенью, когда выдался особенно теплый денек, старик вывел из приваловского подъезда полуторагодового мальчика с
большими серыми глазами: это был законный внук Василия Назарыча, Павел
Привалов.
«Вот так едят! — еще раз подумал
Привалов, чувствуя, как решительно был не в состоянии проглотить
больше ни одного куска. — Да это с ума можно сойти…»
Обед был подан в номере, который заменял приемную и столовую. К обеду явились пани Марина и Давид.
Привалов смутился за свой деревенский костюм и пожалел, что согласился остаться обедать. Ляховская отнеслась к гостю с той бессодержательной светской любезностью, которая ничего не говорит. Чтобы попасть в тон этой дамы, Привалову пришлось собрать весь запас своих знаний
большого света. Эти трогательные усилия по возможности разделял доктор, и они вдвоем едва тащили на себе тяжесть светского ига.
— Эта поездка отнимет у меня самое
большее месяц времени, — продолжал
Привалов, чувствуя, как почва уходила из-под его ног.
— Воля твоя, я
больше не могу оплачивать твои глупости, — заметил наконец
Привалов своему брату.
— Бревно этот ваш
Привалов, и
больше ничего.
— Я не понимаю, Зося, что у тебя за пристрастие к этому… невозможному человеку, чтобы не сказать
больше, — говорил иногда
Привалов, пользуясь подвернувшейся минутой раздумья. — Это какая-то болезнь…
— Я делаю только то, что должен, — заметил
Привалов, растроганный этой сценой. — В качестве наследника я обязан не только выплатить лежащий на заводах государственный долг, но еще гораздо
больший долг…
Голос Марьи Степановны раздавался в моленной с теми особенными интонациями, как читают только раскольники: она читала немного в нос, растягивая слова и произносила «й» как «и». Оглянувшись назад,
Привалов заметил в левом углу, сейчас за старухами, знакомую высокую женскую фигуру в
большом платке, с сложенными по-раскольничьи на груди руками. Это была Надежда Васильевна.
Чтение черновой отчета заняло
больше часа времени.
Привалов проверил несколько цифр в книгах, — все было верно из копейки в копейку, оставалось только заняться бухгалтерскими книгами. Ляховский развернул их и приготовился опять унестись в область бесконечных цифр.
— Мне странным кажется только то, — говорил
Привалов, — почему Половодов сразу зарвался, тогда как ему гораздо выгоднее было обобрать заводы в течение нескольких лет на гораздо
большую сумму…
Лоскутов, с своей стороны, относился к Привалову с
большим вниманием и с видимым удовольствием выслушивал длиннейшие споры о его планах.
Привалов иногда чувствовал на себе его пристальный взгляд, в котором стоял немой вопрос.
Легонько пошатываясь и улыбаясь рассеянной улыбкой захмелевшего человека, Бахарев вышел из комнаты. До ушей Привалова донеслись только последние слова его разговора с самим собой: «А Привалова я полюбил… Ей-богу, полюбил! У него в лице есть такое… Ах, черт побери!..»
Привалов и Веревкин остались одни.
Привалов задумчиво курил сигару, Веревкин отпивал из стакана портер
большими аппетитными глотками.
— Я не буду говорить о себе, а скажу только о вас. Игнатий Львович зарывается с каждым днем все
больше и
больше. Я не скажу, чтобы его курсы пошатнулись от того дела, которое начинает
Привалов; но представьте себе: в одно прекрасное утро Игнатий Львович серьезно заболел, и вы… Он сам не может знать хорошенько собственные дела, и в случае серьезного замешательства все состояние может уплыть, как вода через прорванную плотину. Обыкновенная участь таких людей…
Привалов раскланялся, Алла ограничилась легким кивком головы и заняла место около мамаши. Агриппина Филипьевна заставила Аллу рассказать о нынешней рыбной ловле, что последняя и выполнила с
большим искусством, то есть слегка картавым выговором передала несколько смешных сцен, где главным действующим лицом был дядюшка.
Обед кончился очень весело; но когда были поданы бутылки с лафитом и шамбертеном,
Привалов отказался наотрез, что
больше не будет пить вина.
Нового Хиония Алексеевна узнала немного:
Привалов больше проводил время в разговоре с Марьей Степановной или в кабинете старика.
В первое свое посещение клуба
Привалов долго бродил по комнаткам в нижнем этаже, где за столами сидели
большей частью совершенно незнакомые ему люди.
— Нет, я с
большим удовольствием провел время, — уверял
Привалов.
Мазурка продолжалась около часа; пары утомились, дамы выделывали па с утомленными лицами и тяжело переводили дух. Только одни поляки не чувствовали никакой усталости, а танцевали еще с
большим воодушевлением.
Привалов в числе другой нетанцующей публики тоже любовался этим бешеным танцем и даже пожалел, что сам не может принять участия в нем.
— Вы замечательно смело рассуждаете… — задумчиво проговорил
Привалов. — И знаете, я тысячу раз думал то же, только относительно своего наследства… Вас мучит одна золотопромышленность, а на моей совести, кроме денег, добытых золотопромышленностью,
большою тяжестью лежат еще заводы, которые основаны на отнятых у башкир землях и созданы трудом приписных к заводам крестьян.
Досифея подала самовар и радостно замычала, когда
Привалов заговорил с ней. Объяснив при помощи знаков, что седой старик с
большой бородой сердится, она нахмурила брови и даже погрозила кулаком на половину Василия Назарыча. Марья Степановна весело смеялась и сквозь слезы говорила...
— Вы простите меня за то, что я слишком много говорю о самом себе, — говорил
Привалов останавливаясь. — Никому и ничего я не говорил до сих пор и не скажу
больше… Мне случалось встречать много очень маленьких людей, которые вечно ко всем пристают со своим «я», — это очень скучная и глупая история. Но вы выслушайте меня до конца; мне слишком тяжело,
больше чем тяжело.
Привалов уже успел сбыть очень выгодно несколько
больших партий на заводы, а затем получил ряд солидных заказов от разных торговых фирм.
Тайнинское — обычный
привал царей, убежище Грозного, место свидания Лжедимитрия с матерью;
Большие Мытищи с «громовым» колодцем...
Вы условливаетесь: столько-то за всю дорогу. Но сразу у вас забирали вперед
больше, чем следует по расчету верст. То же происходило и на каждом новом
привале. И последнему ямщику приходилось так мало, что он вас прижимал и вымогал прибавку.
Главной фигурой в группе депутатов был Гарридо, известный социалист, последователь доктрины Фурье, недавний эмигрант и государственный преступник. Он всего
больше и выступал на народных митингах, начиная с первого нашего
привала в Кордове.